Сергей Исаевич Уточкин в 1910-1913 годах был, пожалуй, самым популярным летчиком-спортсменом в России. Благодаря его другу — писателю Александру Куприну — до нас дошел облик этого удивительного человека: «Он был выше среднего роста, сутуловат, длиннорук, рыжеволос, с голубыми глазами и белыми ресницами, весь в веснушках. Одевался всегда изысканно, но, как это часто бывает с очень мускулистыми людьми,— платье на нем сидело чуть-чуть мешковато. Усы и бороду брил и носил прямой тщательный пробор, что придавало его лицу сходство с лицом английского боксера, циркового артиста или жокея. Был он некрасив, но в минуты оживления — в улыбке — очарователен. Из многих виденных мною людей он — самая яркая, по оригинальности и душевному размаху, фигура». Уточкин родился 12 июля 1876 года в купеческой семье. Коренной одессит. Рано осиротел, воспитывался в пансионе Ришельевской гимназии. С детства пристрастился к спорту. Он занимался многими видами спорта и в каждом из них достигал совершенства. Не по душе оказался только бокс. Куприн так передает (со слов самого Сергея Исаевича) его отношение к боксу: «Первые три минуты ты дерешься со злобой... Минута отдыха... Вторая схватка... Это уже нелепая драка, от которой нас часто разбороняют, а затем чувствуешь себя как в обмороке... Боли совсем не ощущаешь; остается только лишь инстинктивное желание: упавши на пол, встать раньше истечения трех минут или одиннадцати секунд. Вы сами знаете, друг мой, что я средней руки велосипедист, мотоциклист и автомобилист. Я недурно гребу, плаваю и владею парусом. Я летал на воздушных шарах и аэропланах. Но пе-пе-редставьте с-с-себе, этого с-спорта я никогда не мог о-д-д-олеть!» В этих словах весь Уточкин: человечный и скромный. Ведь он не был гонщиком средней руки, а был сильнейшим гонщиком своего времени. Когда в Одессе начались полеты на воздушном шаре, спортсмен со свойственной ему одержимостью увлекся ими и 9 октября 1907 года выполнил свой первый самостоятельный полет. Затем полеты следовали один за одним. В конце того же года Уточкин гастролировал в Египте. По возращении ему вручили грамоту Одесского аэроклуба о присвоении звания пилота-воздухоплавателя. 26 сентября 1909 года он летал на своем шаре над Одессой с Куприным и двумя журналистами. Спустя три дня в «Одесских новостях» появился рассказ писателя «Над землей», в котором он в увлекательной форме поделился впечатлениями о полете. Зная, что его друг уже освоил планер и готовился к постройке самолета, поддержал это намерение словами: «...Я бы, не задумавшись ни на секунду, полетел с нашим пилотом на его будущем аэроплане, точно так же, как пошел бы с этим человеком на всякое предприятие, требующее смелости, риска, ума и звериной осторожности». Это был последний полет Сергея Исаевича на воздушном шаре. Через несколько дней он отправился во Францию, где не только изучил конструкцию аэроплана и мотора, но и поработал на авиационном заводе. В Одессу вернулся с основными узлами моноплана «Блерио-11». С помощью столяров изготовил деревянные детали и собрал самолет. Получился аппарат, похожий на «блерио», но с различиями в размерах и очертаниях. В конце того же года испытал его. Из-за недостаточной мощности мотора «анзани» получались только подлеты. 28 марта 1910 года на одесском стрельбищном поле Уточкин совершил свой первый полет на «фармане». Это произошло через неделю после выступления в Одессе русского летчика номер один Михаила Ефимова. Так кумир одесситов впервые стал вторым в своем родном городе. Но остался одним из тех немногих, кто самостоятельно научился летать, да еще без провозных полетов. В тот же памятный понедельник Сергей Исаевич поведал репортерам о содеянном: «Ноги мои нажимают рычажки (педали.— В. Л.) поворотного руля. Пробую нажать левую сторону, и аэроплан послушно уклоняется влево. Я выравниваю аппарат и правой стороны не трогаю. Нет надобности терять мгновения на проверку. Остается попробовать самый тонкий маневр крыльев, дающий возможность сохранять ровное положение всей машины в воздухе. Тот же рычаг (ручка.— В. Л.) руля глубины при движении им вправо опускает правую сторону, поднимая левую, и наоборот. Хотя аэроплан идет совершенно ровно, двигаю рычаг вправо и невидимая сила . плавно давит на правую сторону. Перевожу налево, и эффект получается обратный. Радостно вскрикиваю — все так, как я ожидал. Чутье не обмануло меня. В упоении победой иду выше». Вслед за первым Уточкин выполняет еще несколько полетов. Затем сдает экзамен на звание пилота-авиатора в Одесском аэроклубе. 13 апреля Михаил Ефимов вручает ему соответствующую грамоту за номером 1. В конце года Всероссийский аэроклуб выдал летчику пилотский диплом номер 5 (решение совета аэроклуба от 13 декабря 1910 года). В решении есть слова: «...Вручить диплом, если он захочет его получить». Мог, конечно, и не захотеть. К этому времени пилот был настолько популярен, что его имя было у всех на устах. Сергей Исаевич первым показал полет самолета во многих городах России. Благодаря ему киевляне увидели полет аэроплана 4 мая, москвичи — 15 мая, харьковчане — 7 июня, нижегородцы — 19 августа. Несмотря на отсутствие теоретической и учебно-летной подготовки, летал много, смело и успешно. В конце лета Уточкин до просьбе директора московского завода «Дукс» Меллера провел летные испытания самолета, построенного по французской лицензии. Осенью 1910 года завершил постройку собственного биплана, выполненного по схеме «фарман». Аппарат получился удачным. В декабре авиатор совершил на нем десятки полетов над Одессой и продолжительный полет над морем (полтора часа). В следующем году пилот выполняет на своем аэроплане показательные полеты не только в России, но и за границей. Свой сотый полет летчик совершил 15 июля 1911 года в Одессе. «Несмотря на неблагоприятную погоду,— сообщало на следующий день «Зеркало Одессы»,— вчерашний юбилейный полет Уточкина прошел блестяще и собрал на территории выставки несколько тысяч человек. Ровно в семь часов вечера авиатор, усевшись на «фарман», взял небольшой разгон и быстро очутился над открытым морем. Описав над ним несколько красивых кругов, Уточкин через три с половиной минуты спустился на территорию, встреченный громкими аплодисментами публики». Через неделю Сергей Исаевич принял участие в групповом перелете Петербург — Москва. По жеребьевке он был четвертым, но стартовал первым, так как у соперников что-то не ладилось. Летчик намеревался покрыть расстояние до Москвы без промежуточных посадок. Для чего установил на «блерио» баки, позволяющие взять с собой сто пятьдесят килограммов бензина и масла. Благополучно миновал Тосно, затем Чудово. Но когда до Новгорода оставалось менее десяти километров, забарахлил мотор. Пришлось идти на вынужденную. Не обошлось без поломки. После небольшого ремонта аппарата в Новгороде, на следующий день он снова взлетает. Шел на высоте около четырехсот метров. Было ветрено и сильно болтало. Очки запотели и Уточкин начал протирать стекла носовым платком. Неожиданно резкий порыв ветра бросил машину вниз. Одной рукой пилот не справился с управлением. Выключил мотор и начал спускаться. Самолет попал в глубокий овраг с речушкой на дне и разбился, а летчик выпрыгнул из аппарата на лету. Упал в воду и сильно пострадал: надлом черепной коробки, перелом ключицы, вывих коленного сустава. Авария произошла в двадцати пяти километрах от Крестцов, у деревни Вины. Находясь в сознании, Уточкин терпеливо ожидал прибытия помощи. Сначала его перевезли в Крестцы, а затем — в Москву. Оргкомитет перелета поддержал пострадавшего, выделив на лечение три тысячи рублей. Здоровая натура авиатора взяла верх над недугами и через полтора месяца он снова летал. Не оставлял Сергей Исаевич своих работ и по конструированию. В июле 1912 года он построил моноплан «блерио» с увеличенной удельной нагрузкой на крыло. Скорость самолета превысила сто километров в час. Показательные полеты Уточкина способствовали популяризации авиационного дела в России. У многих они пробудили желание летать и строить аэропланы. Историки авиации Г. Ш. Бурд и С. Е. Коников отмечают, что под впечатлением выступлений Сергея Исаевича пришли в авиацию Сергей Ильюшин, Владимир Климов, Александр Микулин, Петр Нестеров, Николай Поликарпов, Павел Сухой. К сожалению активная деятельность этого удивительного человека прервалась в начале августа 1913 года. Травма черепа оказалась роковой. Появились сильные головные боли. Снять их помогали лишь лекарства, содержащие наркотики. Нервное переутомление, злоупотребление лекарствами, семейная драма (любимая жена ушла к заводчику Анатра) привели Уточкина к психическому заболеванию. Куприн навестил его в петербургской больнице «Всех скорбящих». «Физически он почти не переменился с того времени, когда он, в качестве пилота, плавал со мной на воздушном шаре. Но духовно он был уже почти конченый человек. Он в продолжении часа, не выпустив изо рта крепкой сигары, очень много, не умолкая, говорил, перескакивая с предмета на предмет, все время нервно раскачивался вместе со стулом. Но что-то потухло, омертвело в его взоре, прежде таком ясном. И я не мог не обратить внимания на то, что через каждые десять минут в его комнату через полуоткрытую дверь заглядывал дежурный врач-психиатр». Почти целый год Уточкин находился на излечении. После выздоровления авиатор предпринял шаги для возвращения к деятельности летчика-спортсмена. Но начавшаяся война лишила его этой возможности. Тогда он решил заняться испытательной работой. Предложил свои услуги заводу Щетинина. Последовал вежливый отказ. Отправился на завод Лебедева. Все повторилось. После того, как первая русская летчица Лидия Зверева и ее муж пилот Виктор Слюсаренко перебазировали свое предприятие из Риги в Петроград, Уточкин наведался к Слюсаренко. Тот отказал не только в приеме на работу, но даже не «разрешил сделать пробный полет. «Разное было в жизни,— подумал Сергей Исаевич,— звездные взлеты, встречи и дружба с известными людьми, испытание славой... Теперь приходиться переживать испытание забвением». Через несколько дней Зверева увидела на комендантском аэродроме Уточкина. Подошла. В конце разговора он поведал о своих затруднениях. — Простите пожалуйста,— сказала летчица,— но мы не имеем возможности пригласить вас на работу. Выпускаем так мало аэропланов, что испытываем сами. Что же касается полета, то я только что облетала «Фарман-16». Он к вашим услугам. — Вы с-с-сами дадите мне пе-пе-провозной? — Таким пилотам, как вы, провозные полеты ни к чему. Из кабины Сергей Исаевич вылез улыбающимся. Лидия Виссарионовна подвезла его до гостиницы. Прощаясь промолвила: — Вам надо летать. Я переговорю с начальником авиационно-автомобильной дружины генералом Шереметьевым. Позвоните мне завтра вечером по телефону 165—05. Генерал-майор встретил Уточкина приветливо: — Рад вас видеть. Я любовался вашим полетом в Киеве еще в десятом году. Через несколько дней будете произведены в прапорщики. Осенью 1915 года во время одного из полетов Уточкин простудился и заболел воспалением легких. Потеря любимого дела, одиночество и забвение снова привели его в психиатрическую больницу. Когда Зверева, узнав о случившемся, навестила его в больнице святого Николая Чудотворца, то была потрясена чередованием мертвенно-остекленевшего взора при возбуждении больного с тоской и болью в мгновения прояснения. Но оказалось, что главная опасность была не в этом, а в катастрофически высоком артериальном давлении. Приехав домой Лидия Виссарионовна начала рыться в шкатулке. Наконец нашла вырезку из газеты. «Можно представить Одессу без моря, без кафе, даже без одесского порта. Но без Уточкина? Каждый раз, когда Одесса читает об успехах Уточкина, она радуется. И в самом деле, какое величественное зрелище должна представлять эта картина: легкокрылая птица, создание двадцатого века,— и в ней сидит одессит. Аэроплан над пирамидами Хеопса,— и в нем сидит одессит...» Она заплакала и, всхлипывая, повторяла почти беззвучно: «Прошло три года... Только три года и все забыто...» Через несколько дней Сергея Исаевича не стало. Кровоизлияние в мозг. На следующий вечер после смерти друга Куприн опубликовал некролог: «В промежутках между полетами он говорил: «Летать — одно наслаждение. Если там, наверху, чего-нибудь и боишься, то только земли». Спи же в ней, беспокойное, мятежное сердце, вечный искатель, никому не причинивший зла и многих даривший радостями»:». Летчика похоронили, как положено по русскому обычаю, на третий день — 16 января 1916 года — на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Несмотря на то, что шла война и у всех прибавилось забот и горя, похороны были людными. За гробом шли первые русские летчики Константин Акашев, Борис Дановский, Лидия Зверева, Харитон Славароссов, Виктор Слюсаренко, офицеры авиационно-автомобильной дружины, гатчинцы во главе с их тогдашним начальником капитаном Гончаровым. |